Спасение семьи капитана Бернардито

[upolzanez]

Название: Тихая пристань капитана Бернардито
Автор: Дочь капитана Татаринова
Бета: fandom Library of Adventures 2014
Задание: Восставший из мертвых
Канон: Р. Штильмарк «Наследник из Калькутты»
Размер: миди, 4 494 слова
Персонажи: Бернардито, Долорес, донья Эстрелла, Маттео Вельмонтес и Алонсо де Лас Падос, Зоэ, Грелли и другие
Категория: джен, местами гет, AU
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: Попытка изменить переломные моменты жизни Бернардито и понять, к чему это приведет


Дом на берегу был почти не виден с моря. Да если уж на то пошло, он и с берега-то был виден только с одной скалы, а иначе случайные прохожие рисковали пройти в десятке шагов от изгороди и даже не заметить, что здесь кто-то живет. Впрочем, это строение назвать домом можно было с большой натяжкой. Скорее, это была настоящая маленькая крепость, способная выдержать довольно долгую оборону и имевшая все шансы дождаться помощи с моря независимо от того, какого размера армия будет ее штурмовать. Впрочем, нападать на нее было бессмысленно, потому что однажды, когда этот дом решили окружить альгвасилы, сразу после их подхода на одной из башенок загорелся огонь и, видимо, получив сигнал, буквально через час подоспела помощь в виде трех кораблей. И это были явно не контрабандисты и не пираты. Охрана почтенного чужеземного купца, военное судно — кажется, какой-то наемник, и торговое, но вполне способное поспорить и в скорости, и в вооружении с военными кораблями. Спорить с пушками и пытаться штурмовать ворота под прицелом никто не счел нужным, и альгвасилы удалились, обойдясь тем, что побеседовали сквозь решетку с владелицей этого дома, почтенной пожилой сеньорой в черной вдовьей мантилье

Время от времени почти к самому дому, расположенному в удобной бухте и стоящему так, что вся она простреливалась со стен дальнобойными пушками, подходили корабли. Корабли без флагов вовсе или с какими-то странными, незнакомыми флагами. Но нет, это были не пираты. И не контрабандисты. А кто это был — жители терялись в догадках. Впрочем, некоторые корабли подозрительно напоминали охотников на работорговцев. Завелись в окрестностях Средиземного моря несколько таких кораблей — быстрых, прекрасно вооруженных, маневренных и управляемых прекрасно выученными командами во главе с замечательными капитанами. Они появлялись словно из ниоткуда, нападали на пиратов, контрабандистов или работорговцев, отбирали добычу — и исчезали в никуда. Словно «Летучий Голландец» из страшных сказок, словно призрак, эта эскадра будоражила воображение и вызывала у кого-то восхищение, у кого-то — благодарность, а у кого-то — жгучую ненависть. И если это были действительно они… Ни один альгвасил, ни один разбойник и ни один пират не осмелился бы напасть на этот дом. Ведь те, кто под защитой Братства Неуловимых, как прозвали охотников на работорговцев крестьяне, могут спать спокойно. Их обидчики не уйдут от расплаты, и расплата эта будет за все грехи сразу.

Впрочем, была и еще одна деталь. Некоторые люди, видевшие почтенную сеньору из загадочного дома, готовы были поклясться, что когда-то она была просто бедной вдовой почти разорившегося на службе дворянина Луиса эль Горры. Вот только жила она на другом побережье Испании, но там ее помнили хорошо. Знали и то, что вдовела она уже много лет, а недавно к тому же потеряла обоих детей. История была темная и запутанная. К дочери ее, красавице Долорес, сватался богатый сосед, но девушка отказала ему — потому что была помолвлена с молодым офицером, доном Рамоном де Гарсиа. А вскоре после этого девушку похитили, в похищении и последующем убийстве — говорят, ее мантилью выловили в реке и в суде говорили, что место, откуда можно достать несчастную утопленницу определено с точностью до метра, — обвинили ее брата, юного Бернардито — и жениха. Только обоим удалось скрыться, и обоих казнили заочно. Соседи поохали, пожалели осиротевшую вдову, посетовали на то, что справедливости в мире, похоже, больше не становиться — и замолкли. А вскоре начались странные вещи.

Во-первых, неожиданно погиб и тот богатый жених, которого шепотом, тайком, чтобы никто не услышал, обвиняли в гибели девушки, и лукавый коррехидор, который нередко сваливал вину за все преступления на невиновных. О том, что делал он это за немалую плату, знали все, и все молчали. Затем получил по заслугам доносчик, из-за которого сына вдовы, Бернардито Луиса эль Горру арестовали и обвинили в гибели сестры. Затем по округе прокатилась странная волна не грабежей даже — а как будто чьих-то попыток восстановить справедливость. То бедняки находили какие-то ценности, то у богачей пропадало неправедно нажитое, то вещи, отобранные у хозяев, возвращались в целости и сохранности законным владельцам. Потом появилась та неуловимая эскадра. А вскоре исчезла и несчастная вдова. Просто однажды утром соседи, проснувшись, обнаружили, что дом ее покинут, окна заколочены — и хозяйка куда-то пропала. Куда, почему — не знал никто.

А пока на том, другом побережье, искали пропавшую вдову, здесь появились трое молодых идальго. Двое из них были, как и многие испанцы, черноволосы и черноглазы, молоды и у всех была приятная наружность. Один — крепко сбитый, одетый как большая часть прибрежных моряков, второй — значительно выше, с заметной проседью и повязкой на левом глазу, третьим был светловолосый юноша, стройный и изящный настолько, что мог показаться переодетой девушкой. Эту троицу явно связывала крепкая дружба — и какая-то общая тайна. Они явно были моряками, и никто бы не удивился, узнав, что у них проблемы с законом. Слишком настороженно они держались, слишком стремились поскорее закончить с формальностями. Они выкупили стоящий в этой бухте дом, оформив его на имя некого дона Ренато де ла Исла, только никто не обратил внимание на значение имени — «рожденный заново на острове». Этим именем представился одноглазый седовласый сеньор, который, после того, как проводили гостей смыл грим и оказался ровесником своих спутников, вот только действительно — одноглазым и седым. Он и привез туда старую сеньору эль Горра, которая при виде его крестилась и тихо шептала: «Сынок… Что они с тобой сделали, сынок…», а седой идальго почтительно придерживал ее за локоть, и отвечал ей: «Успокойтесь, матушка, теперь все обязательно будет хорошо».

Потом появились еще двое. Молодой человек с пересекающим лицо от лба до шеи шрамом и девушка, увидев которую тихо ахнула и упала без чувств старая сеньора, а одноглазый предводитель выронил то, что держал в руках, и растерянно шагнул навстречу. Девушка вскрикнув, бросилась к нему, и оба надолго замерли, обнявшись и не скрывая слез. Молодой человек, похоже, жених сеньориты, стоял в нескольких шагах и смотрел на них без малейшей тени ревности, скорее наоборот, так, словно и он был счастлив, что невеста встретилась с этим незнакомцем. Потом все трое вошли в дом, и что было дальше, никто, кроме обитателей этого дома, не знал.

А дом с тех пор окончательно обособился. Туда не ходили гости, оттуда не выходили на прогулку. В маленькой крепости отчетливо ощущалось присутствие тайны, но раскрыть ее желающих не было. Слишком хорошо успели познакомиться после нескольких неприятных историй и с острыми шпагами четверых молодых людей — хозяев этого дома, и с какой-то слишком по-собачьи преданной хозяевам, неподкупной, молчаливой прислугой. Нет, с хозяевами этого дома лучше было не связываться, себе дороже!

Чем занимались молодые люди, соседи тоже не знали. Знали, что выходили они в море, что появлялись нечасто, а исчезали надолго. Что деньги у них водились, и немалые, но ни работорговлей, ни пиратством они не занимались. Вот и все, пожалуй. Но и этого было слишком много, чтобы оставаться к ним равнодушным, и слишком мало, чтобы удовлетворить любопытство. Связывать их с той эскадрой повода не было, но слухи об этом упорно ползли.

Шло время, год за годом этот дом на берегу оставался загадкой, но загадкой привычной, о которой знали, но открывать ее не особо спешили. Жильцы там оставались прежние, хотя была теперь у этого дома уже несколько лет и еще одна особенность. Каждый день, в любую погоду выходила из него на берег моря красивая девушка. За ней в нескольких шагах позади держались двое рослых слуг, видимо - телохранителей. Но она не замечала никого — только всматривалась в море, до рези в глазах, до слез. Ждала появления знакомого паруса. Ждала — и никак не могла дождаться.

Потом из дома-крепости выходила молодая, немногим старше ее, сеньора, а иногда выскакивал черноволосый смуглый и ясноглазый мальчуган. Мальчик и сеньора были настолько похожи, что было ясно без слов — это мать и сын, любящие и счастливые. И тоже ждущие этот корабль.

— Зоэ, пошли домой. Сегодня он уже не появится, — снова тихо попросила красивая испанка... кого? Подругу? Родственницу? Это было непонятно, да в общем-то, и не важно. Девушка поникла головой:

— Долорес, это он из-за меня, да? Не хочет больше видеть?

— Не бери в голову! Мой брат просто слишком сильно любит море. Он, когда Фернадито родился — и то не знал. С нашей с Рамоном свадьбы в море ушел на своей "Толосе" — и поминай, как звали! Писал, конечно, но на глаза только через три года показался. Думаешь, легко было матушку убедить, что все с ним в порядке? Спасибо еще Алонсо писал, так он хоть подробнее рассказывал, как они там поживали. Маттео — он такой же, как в море вышел — обо всем забывает! Да ты же их и сама знаешь, братцев моих названных. Спасибо хоть Рамон на берегу остался, а то б совсем страшно было одной. Вот сколько лет прошло, а я все забыть не могу. Знаю ведь, что давно отомщена, и все равно... Ладно, пошли в дом. С моря уже задувать начинает, скоро совсем похолодает.

Они ушли в дом, но та, которую называли Зоэ, по прежнему оставалась задумчива и грустна. Сколько времени уже прошло с тех пор, как она тут? Девушка не считала. Она была уверена, что жизнь оборвалась в тот страшный день, когда ее похитили из родительского дома и продали в рабство. Она знала, что возвращаться некуда и что во всем белом свете нет у нее больше ни родных, ни заступников, а впереди — только унижения, страх и боль. И ничего кроме. Тогда, в трюме корабля, куда заперли ее вместе с дюжиной таких же перепуганных девчонок, которых собирались, кажется, продать не то в наложницы, не то в какой-то гарем, она всерьез подумывала о страшном грехе — самоубийстве. Не довелось. В открытом море, через несколько дней после выхода из бухты, на них напала та самая Эскадра Неуловимых. Корабль был захвачен, трюм озарило солнечным светом, и их начали вытаскивать на палубу. Потом, кажется, что-то говорил капитан. Красивый, молодой еще испанец, судя по едва заметному акценту. Его сложно было бы забыть, даже если б очень этого хотелось — слишком приметной была внешность — и седые виски при угольно-черной шевелюре, и волевое, суровое, но очень красивое лицо, и отсутствие одного глаза, и та дворянская изящная небрежность во всем поведении, в манере держаться… Он говорил, что отвезет их всех домой и отпустит. Что им нечего больше бояться. Что все позади. Говорил, а его друзья — тоже молодые, красивые, от которых так же веяло каким-то невероятным благородством — переводили. Ее товарки по несчастью сошли на берег в первом же порту — получив предварительно приличную одежду, деньги и подъехав насколько возможно близко к родным краям. А ей просто некуда было идти. Тогда один из молодых людей — Алонсо де Лас Падос, кажется, — убедил друга помочь ей. И вот она тут. Живет в доме своего спасителя на правах не то сестры, не то воспитанницы. Ни в чем ни нуждается, о ней заботятся и ничего не требуют взамен. А сами друзья появляются редко — приезжают, сгружают какие-то привезенные вещи, иногда просят помочь еще каким-то несчастным — и снова уходят. И кажется, что капитан с красивым именем Бернардито, обычно такой наблюдательный, такой умный, такой… самый лучший на свете, одним словом, даже не замечает, что у несчастной Зоэ при виде его замирает сердце, что она… ну да, сомнений уже не осталось, она влюблена. А он? Какое ему дело до спасенной девчонки?..

Тем более, что дом уже полон людей. Донья Эстрелла, матушка капитана Бернардито и доньи Долорес де Гарсиа. Сама донья Долорес, супруг ее, бывший морской офицер, сеньор Рамон де Гарсиа и их сынишка, Фернардито. Жена синеглазого красавца Алонсо де Лас Падоса, побратима капитана, бывшая итальянская рыбачка Доротея де Лас Падос, тоже уже ожидающая появления первенца, и красавица Люсия Вельмонтес, жена второго побратима капитана, Маттео Вельмонтеса, и их четверо малышей. И прислуга опять же, и телохранители. Не протолкнуться, откровенно-то говоря!

А сегодня Зоэ так надеялась увидеть наконец долгожданный парус! Так мечтала, что вернется «Окрыленный», и она увидит своего ненаглядного капитана. Пусть он даже не заметит ничего! Пусть, это не страшно. Главное — увидит… Донья Долорес понимающе вздохнула.

— Не грусти, он еще обязательно появится. Не сегодня — значит, завтра. Придет! Знаешь, это может быть смешно, но я верю — пока они втроем, с ними ничего не случится!

— Так не бывает, сеньора. Не бывает… — грустно вздохнула Зоэ, и Долорес покачала головой:

— Зря ты так. Ну какая я тебе сеньора? Договаривались ведь, что я — просто Долорес! А насчет ребят… Ты знаешь, я тоже очень за них боялась. Сначала за брата. Да я вообще многого боялась после того, как меня похитил человек, который хотел на мне жениться. Человек, который всю жизнь боялся моего отца. Изменник родины и подлец, который не погнушался бы ничем… Я была готова дорого продать свою жизнь и скорее умереть, чем расстаться с честью. Хорошо еще, стилет он не нашел, и я перепрятала его в рукав, чтоб был наготове. Не пришлось. Когда он пришел ко мне — не знаю, зачем, к дому уже приближались мой брат и Рамон, тогда еще мой жених. И этот негодяй пошел их встречать, а слугам приказал задушить меня и утопить в море. Я отбивалась, как могла — но много ли может семнадцатилетняя девчонка? Мне еще повезло - когда душить начали, на голове был мешок, рук не видели, и я успела перехватить удавку. Помню, как летела с обрыва. И все. Очнулась я на берегу, рядом Рамон — пытается растормошить, оживить, а у самого руки дрожат, и лицо кровью залито. Их с Бернардито арестовали, обвинили в моей смерти, даже не потрудившись найти труп, и Рамону мой брат помог бежать, чтобы меня искать. Он и сбежал — только пулей оцарапало. И прятаться пришлось, как дикому зверю от собак, ночевать в каких-то сараях или вовсе в лесу или поле. И уходить все дальше и дальше от родного дома. Матушке на глаза показаться было нельзя, как ни хотелось. И узнать, что там с братом — тоже. Думаешь, не страшно мне тогда было? А потом вот добрались до дома и узнали, что матушка пропала. Рамон нашел верных людей, узнал о них о брате — и вот мы здесь. Знала бы ты, какое было облегчение понять, что все уже позади, что мы дома!

Тогда и познакомилась я с названными братьями. Они славные очень, да ты и сама это знаешь! А уж сколько раз друг друга в бою прикрывали… Сколько раз спасали друг друга от яда и кинжала врага, от черного предательства и от пуль, сколько раз поддерживали в беде… Не сосчитать, наверное.

Знаешь, мне Дороти рассказывала интересную историю. В доме ее родителей жил один парень, Джакомо Грелли, в которого она даже влюблена была одно время. Бернардито его, как и многих других, спас от беды, даже своим помощником сделал. Да только парень с гнильцой оказался, в пираты подался. Чуть бунт не устроил, спасибо, ребята вовремя заметили. Хотя они тогда совсем плохи были — что Алонсо, который после пулевого ранения отлеживался, что Маттео, которому бок кинжалом пропороли в той заварушке, куда они после предательства Джакомо попали. Вот ребята на палубу-то, друг за друга держась, выползли — воздухом подышать — и затихли, потому что плохо им стало. Сидели тихо, их и не заметили. А они все слышали и брату моему передали. Так от очередной засады и ушли, и живыми из западни выбрались. Как раз у Доротеи раненые и отлеживались, пока Бернардито врагов за нос водил и по всем окрестностям гонял. А предателя тогда на остров, вроде, высадили. Да он, похоже, выбрался, опять воду мутит. А Дороти пока за ранеными ухаживала, влюбилась. Ну ты же знаешь Алонсо, в него сложно не влюбиться! Маттео еще посмеивался, что пример заразителен и один капитан в холостяках остался. Хорошие они у нас, правда?.. А Бернардито, как за ребятами вернулся, около года, наверное, на берегу оставался. Ждал, пока братья поправятся, без них никуда идти не хотел. Они ж всегда вместе держатся, куда им поодиночке? Изведутся от тревоги.

Зоэ слушала, а сама не отводила взгляда от моря. Откуда-то она точно знала, что корабль придет сегодня. Чувствовала. И действительно, когда уже закат окрасил небо в багрянец — на горизонте показались паруса. «Окрыленный» входил в заветную гавань. В доме засуетились, готовя для встречи дорогих гостей все необходимое — и через пару часов порог дома переступили долгожданные Три Идальго, их команда — и еще двое. Бледный, усталый молодой человек, держащийся за бок и явно с трудом стоящий на ногах, и красивая девушка с волевым и в то же время добрым лицом. Фред Райленд и мисс Эмили Гарди. Наследник состояния из далекой Калькутты и его невеста. Еще двое спасенных неугомонным капитаном, и тоже - жертвы только что упомянутого Грелли, прозванного собственными товарищами Леопардом.

Молодого человека почти сразу осмотрела донья Эстрелла, которая славилась искусством врачевания, и вскоре он — накормленный и отпоенный лекарствами, заново перевязанный, и утративший мертвенную бледность — отсыпался в одной из комнат. А остальные приготовились слушать рассказ спасенной девушки.

И ожидания их оправдались - мисс Эмили Гарди поведала много интересного. Оказывается, лежащий в соседней комнате молодой человек, Фредерик Райленд, был единственным наследником титула виконта Ченсфилдского и немаленького состояния в далекой Англии. Потому его, собственно, и вызвали из Калькутты обратно, на Туманный Альбион. Доставить его на родину должна была злосчастная «Офейра», на которой так же в качестве пассажиров добирались в те же края и мисс Эмили Гарди с отцом. Между молодыми людьми вспыхнули чувства, и сомнений в том, что по возвращении на родину они обвенчаются, не возникало ни у кого. Однако надеждам их не суждено было сбыться… На «Офейру» напало пиратское судно — «Черная Стрела», возглавляемая пиратом Джакомо Грелли. Пытаясь защитить Эмили, погиб ее отец, а потом был ранен и Фредерик. Участь оставшихся в живых была ясна и незавидна, и Эмили не попыталась спрыгнуть за борт, чтобы сбежать или погибнуть, только потому, что не была еще уверена, жив ли Фредерик или уже погиб. Потому что если он жив — оставалась надежда на лучшее. Его, как и остальных погибших, уже собирались выкинуть за борт, несмотря на мольбы Эмили, когда из тумана показался незнакомый корабль. Да не какой-нибудь, а сам «Окрыленный».

Увидев флаг, а тем более — человека на капитанском мостике, Джакомо Грелли аж в лице переменился и приказал пленных пока не трогать. Под прицелом пушек «Окрыленного» рисковать он не собирался. Между тем на воду спустили шлюпку, от новоприбывшего корабля к «Офейре» направился парламентер. Как ни странно, им оказался лично капитан «Окрыленного», при виде которого Грелли окончательно присмирел.

Надо сказать, у него были очень веские причины вести себя в присутствии капитана Бернардито тише воды ниже травы. Начать с того, что Джакомо Грелли был обязан ему жизнью как минимум пять раз. При первой встрече именно корабль капитана Луиса эль Горры, тогда еще приснопамятная «Толоса» подобрала его в море, когда он сиганул с обрыва, спасаясь от стражников, которые его едва не повесили за контрабанду. И он обрадовался, и еще как — ведь и название корабля и имя капитана в определенных кругах уже гремело на все Средиземное море. И то, что этот капитан за свою команду стоит горой, и что те, кто ему верны, могут не бояться никаких врагов и жить припеваючи, знали все. Как и то, что устраивающих грабежи ради грабежа капитан Бернардито на дух не переносит, будь то пират, корсар или офицер на королевской службе. Суд над всеми скор, но справедлив. С идейными дела обстояли сложнее. Потому Джакомо Грелли и рассказал капитану историю о своем тяжелом детстве и трагической юности, особое внимание уделяя тому, что он просто о море мечтает, а на флот служить его не берут, что он очередная жертва несправедливости, и просит только об одном — дать ему шанс показать себя. Команда тогда изрядно поредела в схватках, раненых было много и лишние руки были на вес золота. Его приняли на борт. И уж чего-чего, а таланта морехода Джакомо было не занимать! Это проявилось в первом же морском бою и при первой же высадке на берег. Тогда-то он и оказался обязан капитану жизнью еще трижды. Сначала при абордаже он пропустил удар и, если б не капитан, лежал уже на палубе с раскроенным черепом. Затем был вытянут им же из трясины, куда провалился по неосторожности и был затянут по самые плечи. И, наконец, при встрече с леопардом отделался только испугом, потому что капитан бросился на зверя с кинжалом — и благополучно расправился с ним, не получив даже серьезных ранений. И по поведению команды казалось, что все нормально. Что все привыкли, что даже ради новичков, которых еще почти не знают, здесь не задумываясь рискуют жизнью и здоровьем. Просто потому что это — свои… Прижиться в такой команде, стать действительно своим, было большой честью для любого моряка. Капитан был разборчив, очень разборчив и случайные люди у него не задерживались больше нескольких дней. Или сами уходили, или их выпроваживали на берег, не оставляя ни единого шанса предать.

Что связывало Джакомо Грелли и Бернардито Луиса эль Горру сказать сложно. У них были разные, слишком разные взгляды на должное и недолжное. Например, Джакомо казалось, что капитан излишне щепетилен во многих вопросах. Сам он был «обычным» контрабандистом и пиратом. Ему нравилось упоение боя, его вдохновляла богатая добыча, а забивать голову вопросами чести, справедливости, а уж тем более религии не было ни желания, ни времени. Потому Джакомо и казалось странным, что Бернардито категорически не приемлет традиционно-пиратского отношения к женщинам и вообще к поведению на захваченном корабле или в городе. Он категорически запрещает пьянки, пытки и кутежи на своем корабле. Рабство и работорговлю не признает и против них воюет беспощадно. А вот тем, кто за права и свободу борется, то есть угнетенных и обделенных бедняков вполне уважает и помогает всеми силами. Словно и не дворянин вовсе, а такой же, как они. Допросы ведет лично и давит больше психологически, ему палач и не нужен, пленные заговаривают и так. Он не признает грабеж ради грабежа — только с какими-то далеко идущими планами. Он поборник очень жесткой дисциплины. Он очень опасный враг, этот капитан, и очень надежный союзник. И предводитель, ради которого команда пойдет в огонь, в воду и на плаху. А потому бунтовать против него — бессмысленно и попросту опасно. Но на борту находились слишком большие богатства, ради них можно было и рискнуть.

А притворяться и казаться тем, кем хотел его видеть собеседник, Джакомо Грелли умел с детства. Может, потому, а может и из-за природных талантов он как-то головокружительно быстро заработал право называться первым помощником капитана — правда, вся команда ему ясно дала понять, что это до той поры, пока не поправятся два друга капитана, блестящие офицеры и талантливейшие люди, некто сеньоры Вельмонтес и де Лас Падос. А как только они встанут на ноги — быть ему только четвертым после капитана.

Старший помощник Грелли молчал, не жаловался, но было видно, что такой расклад его совсем не устраивает. По крайней мере на пластом лежавших больных он смотрел, когда думал, что его никто не видит, с нескрываемой ненавистью. А на корабль — с жадностью. Он знал, что на «Толосе» есть драгоценности, и что личная доля капитана — и тех офицеров тоже — в полной неприкосновенности. Знал и о другом: в команде есть несколько ненадежных людей, которых можно переманить на свою сторону и несколько недалеких, слишком прямодушных, тех, кого можно просто обмануть. А на берегу есть крепость, а в крепости — батарея, под чьим обстрелом вся бухта. И эскадра там стоит, давно уже ищущая возможность захватить неуловимых охотников за работорговцами, пиратами и каперами… Выводы напрашивались сами.

В общем, случилось то, что и должно было случиться. Грелли попытался устроить мятеж — и был разоблачен. «Толоса» благополучно ушла от погони, хотя и изрядно потрепанная, но еще способная довести команду до нужного берега. Капитан вызвал к себе своего бывшего помощника, и… Нет, не застрелил, хотя мог бы. Не повесил и не казнил никаким другим образом. Даже экзекуции, можно сказать, не было. Его высадили на необитаемом острове, к которому, впрочем, заходили иногда корабли. Отпустили — и предупредили, что ему дают шанс осознать свои ошибки и начать новую жизнь. Капитан признавал, что видимо и сам виноват в сложившейся ситуации — недоглядел. Потому и дает возможность все исправить. Если при следующей встрече окажется, что Джакомо Грелли начал новую жизнь, что он достоин уважения — его бывший капитан с удовольствием забудет произошедшее, как досадное недоразумение. Если нет — уйти ему все равно дадут. А следующая встреча окажется для Грелли последней. Слово капитана Бернардито было свято, если он пообещал — он это выполнял. Всегда, если только это было в пределах человеческих возможностей. И Грелли успел в этом не раз убедиться.

Сам факт нападения на другое судно не был в глазах нынешнего капитана «Окрыленного» таким уж большим грехом. Он и сам не раз топил и захватывал суда. А в том, кем стал теперь бывший старший помощник «Толосы» нужно было разобраться лично. Останавливать капитана в этом случае было опасно, да и бесполезно — он все равно пошел бы сам. И был абсолютно уверен, что опасность ему не грозит — ведь под прицелом пушек «Окрыленного» стрелять по шлюпке было бы форменным самоубийством. Захватывать его в плен — тем более, ведь о том, какой он фехтовальщик, и каких отборных бойцов ведет с собой, Джакомо знал не понаслышке, а потому рисковать бы не стал. К тому же он слишком уважал и боялся своего бывшего капитана...

Впрочем, невооруженным взглядом было видно, что разговор пошел совсем не так, как ожидалось обеими сторонами. И хотя что там было в прошлом, и о чем говорили по— испански эти два сеньора, Эмили не знала. Это знали и могли бы рассказать ей сейчас Долорес, Доротея и даже Зоэ, но они молчали, слушая сбивчивый рассказ, и уже догадывались, что будет дальше. А сама Эмили тогда четко осознавала другое — стоит шлюпке отчалить а тому кораблю скрыться из виду, как Фредерика сбросят за борт, а что будет с ней страшно даже представить. Потому она и осмелилась броситься к незнакомому капитану и, позабыв про гордость, едва ли не на коленях умолять его о помощи. Одноглазый капитан выслушал ее, и лицо его стало еще суровее и мрачнее. Он подал сигнал кому-то из своих людей — одними глазами да движением брови, не произнеся ни слова — и тотчас здоровенный темнокожий матрос как соломинку поднял раненого, перенес его в шлюпку. Эмили подали руку, помогли забраться следом. Пиратский предводитель попытался что-то сказать, но услышав короткую холодно-презрительную реплику, побледнел и закивал:

— Забирайте-забирайте. Эти пленники мне даром не нужны. Пусть только молчат о случившемся!

— А это уже как получится. И помни, Грелли — следующая наша встреча для тебя окажется последней. Я не повторяю ни приказов, ни рекомендаций. Тебе был дан шанс — ты им не воспользовался. Теперь прощай и молись, чтобы больше мы не встречались! — ответил по-английски сеньор эль Горра, усаживаясь в шлюпку.

Они отчалили, и Эмили еще не до конца поверила своему счастью. Что ждало ее на другом корабле — она не знала, просто чувствовала нутром — все страшное уже позади. К сожалению,она ошибалась. Стоило отойти на достаточное расстояние, как заговорили пушки. Сначала «Офейры», потом и «Черной стрелы». Шлюпку разломило пополам, и только чудом не погибшие люди оказались в ледяной воде. Все тот же темнокожий матрос удерживал на поверхности Фреда, таща его на буксире вперед, к «Окрыленному» — туда, откуда тоже летели ядра. Туда, где они будут в безопасности. Сеньор эль Горра помогал плыть Эмили, хотя сам был ранен. Остальные матросы плыли сами. Но вот, наконец, их подобрала новая шлюпка, а потом они оказались на борту. Канонир уже докладывал, что «Офейра» пошла ко дну, «Черной стреле» осталось недолго — она ушла в туман, но с такой пробоиной продержится хорошо если три-четыре часа. Гнаться за ней капитан запретил — сославшись на данное когда-то капитану «Черной стрелы» слово, что первый раз позволит уйти. И вот они здесь, на тихом испанском побережье. В безопасности.

Вот только через несколько дней после той встречи, когда Фредерика уже осмотрел врач, когда стало ясно, что угроза его жизни миновала, Эмили вспомнила, что документы все остались на «Офейре». А точнее — в руках того самого пиратского капитана. И что он собирался выдавать себя за новоявленного виконта Ченсфильда и запугал адвоката, заставив признать в нем сэра Фредерика Райленда. Потом «Окрыленный» попал в целую череду штормов, его унесло далеко в открытый океан, и возвращение домой было долгим и нелегким. А подходя к родным испанским берегам, капитан узнал, что в Англии в права наследства вступил некий виконт Ченсфильд и что у этого виконта теперь лучшие на всю округу верфи. Значит, Джакомо Грелли все-таки решил стать самозванцем. Ну что же, это его выбор. Вот только капитан Бернардито Луис эль Горра ничего не забыл, и прощать своего бывшего первого помощника тоже не собирался…