spero, ergo sum
Название: О чем молчал профессор Аронакс?
Автор: Дочь капитана Татаринова
Бета: fandom Library of Adventures 2014 и анонимный доброжелатель
Канон: Ж. Верн «20 000 лье под водой»
Размер: мини, 2465 слов
Персонажи: Аронакс, Немо, его семья
Категория: джен, AU
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: а что, если жена и дети принца Даккара все-таки выжили?
Примечание: по настоятельной просьбе членов команды
читать дальше
Подшивка газет семилетней давности тяжело рухнула на стол. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что в такой кипе можно найти нужную статью, но Анри настолько убеждён в своем мнении, что спорить с ним не хочется. Это даже забавно — наблюдать, как студент-первокурсник пытается доказать профессору свою правоту и уверяет, что в той английской газете за такой-то год точно была статья именно про такого моллюска, и что я в своей монографии ошибаюсь, поскольку первооткрывателем является не тот, кого назвал я. Ну что же, юношеский максимализм — не самая худшая вещь, и из этого юноши может выйти толк. Если он, конечно, всегда будет отстаивать свои убеждения с таким жаром. И если научится признавать свои ошибки.
Впрочем, смотреть на его сосредоточенное лицо и на то, как он, подобно обиженному ребенку, прикусив губу, перелистывает страницу за страницей, как растёт и растёт слева гора просмотренных газет, в которых нет никаких упоминаний о первооткрывателе того моллюска, становится скучно. Лекций сегодня всё равно больше не будет, торопиться некуда, и я, сам не знаю зачем, тоже начал листать газеты. Семь лет назад… Это год, когда вышла моя первая монография, когда имя профессора Аронакса прогремело не только на весь Париж. Когда книга моя, не знаю, какими путями, попала к самому неожиданному читателю, которого можно себе вообразить. До той знаменательной охоты на гигантского нарвала, до путешествия под водой…
И вдруг газета обожгла мне руки. Со страницы на меня смотрел знакомый — немыслимо, невероятно знакомый — светловолосый широкоплечий славянин. Слегка насмешливый прищур, уверенно-непреклонный взгляд… В ушах прозвучала первая фраза на тайном языке «Наутилуса», которую я сумел перевести: «На море спокойно!». На море? А на душе?..
Да, я видел этого человека. Видел многократно — он каждый день выходил на палубу, всматривался в горизонт, производил какие-то расчёты. Старший помощник капитана «Наутилуса». Суховатый, молчаливый, буквально излучавший спокойствие и уверенность. Говорил только по делу и никогда не позволял себе ничего лишнего. Полная противоположность порывистому, эмоциональному, хотя и умевшему держать себя в руках капитану. Стоит закрыть глаза — и я снова вижу их на палубе, или на мостике, или в салоне: то склонившимися над картой, то у приборов, то просто всматривающихся в даль. Они были не просто сослуживцы, а скорее друзья, доверяющие друг другу полностью и не подводившие никогда. Хотя как можно дружить с такой… не знаю, живой статуей, наверное… у меня не укладывалось в голове. Консель по сравнению со старпомом казался просто эталоном эмоциональности!
Но так продолжалось до поры. Однажды ночью я был разбужен стуком в дверь, и какой-то безымянный матрос произнес по-французски, хотя и со страшным северным акцентом, три слова: «Вас срочно вызывает Капитан». Да, именно с большой буквы. Отношение к капитану Немо, к капитану Никто, безымянному командиру невероятнейшего из судов, было такое… не берусь описать его словами. Восхищение, обожание, уважение — его почти боготворили, и это чувствовалось во всём.
В тот вечер капитан как будто отбросил прочь свою привычную маску. Да и команда как будто передумала прятаться — и в салоне, куда меня привели, в кои-то веки собралось не один-два, как обычно, а около десятка членов команды. Причем там не нашлось ни одного спокойного и сосредоточенного лица. Казалось, случилось какое-то непоправимое несчастье… Нет, ещё поправимое. Слишком с большой надеждой смотрели на меня собравшиеся. Словно я один ещё мог сотворить чудо. «Вы ведь разбираетесь в медицине, профессор? Сумеете ассистировать хирургу?» — спросил меня капитан. Он только что успокаивал черноглазого и темноволосого мальчишку, похожего на студента-первокурсника, не то испанского, не то итальянского происхождения. Паренька ощутимо трясло, в глазах застыла откровенная паника. Кто-то протянул ему кружку с каким-то горячим питьём, но кружка подпрыгивала в руках, и питьё выплескивалось, но никто даже не заметил. Парень вцепился в руку капитана, как в спасательный круг, что-то спросил. Я разобрал только имя: «…синьоро Стефано». И ответ капитана — на том же языке, на удивление мягким, успокаивающим тоном: «Живой, пока живой».
Потом меня повели в лазарет. Вот уж не думал, что на «Наутилусе» есть ещё и врач! А он есть — и, смею заверить, врач замечательный. Лично я, когда увидел больного, вывод для себя сделал сразу, и неутешительный: человек явно был не жилец на этом свете. Последствия встречи с акулой ни с чем не перепутаешь, а тут они были налицо: страшные раны виднелись на правой стороне — видимо, он пытался прикрыться рукой, но в результате ему располосовали и бок, и ногу, и руку. От одного только кровотечения он должен был скончаться через час максимум, а остановить кровь… Да и зашить эти страшные раны… Нет, я уже мысленно попрощался с этим человеком.
Капитан думал иначе. Присел рядом, взяв здоровую руку раненого, что-то сказал ему вполголоса. Могу поклясться, что это было слово «Держись!». Раненый улыбнулся: «Куда ж я от тебя денусь, капитан? Как Хосе? Я успел?» — «Всё в порядке, малец просто напуган. За тебя волнуется. Держись, слышишь? Держись!»
На каком же языке они говорили? Не знаю. Не помню. Потом врач отвёл капитана в сторону. Сказал по-французски, чтобы я понял, что риск для жизни есть, и большой, но он сделает всё возможное. Потом мне объяснял, что нужно делать… Та операция запомнилась мне как в тумане. Помню только, что удивлялся тому, как ловко и быстро орудует инструментами тот незнакомый доктор, как мужественно держится больной: не знаю, был ли наркоз, но все это время раненый — я узнал в нем старпома только ближе к концу операции — провёл в полном сознании. И не вскрикнул, не дёрнулся. Даже перешучиваться пытался с доктором, и смотрел куда-то в сторону да второй рукой сжимал край койки так, что я боялся — не сломал бы.
Но всё прошло успешно. Операция закончилась, врач дал больному какое-то лекарство и посоветовал заснуть, а сам вытер набежавший пот и буквально осел на стул. Как-то сразу стало заметно, что он не молод. Не стар, нет, от силы лет на десять старше меня, но пережить он успел куда больше. Я сел рядом. Руки ощутимо дрожали, и я чувствовал, как там, за стеной, ждут — как второго пришествия ждут — того, что я выйду и скажу… а что я им скажу?
— Профессор! Профессор Аронакс, да вот же эта статья! Смотрите! — вернул меня из мира грёз обрадованный голос Анри. Я вздрогнул и, отвлекаясь от воспоминаний, взглянул на протянутую газету. Что за чертовщина?! На передовице виднелись не менее знакомые лица. Капитан Немо?! А он-то что здесь делает?! Семь лет назад «Наутилус» еще не бороздил просторы океана!
— «Новости колоний. В Индии продолжаются поиски предводителя восставших сипаев, известного как принц Даккар»… Анри, это-то мне зачем? — я попытался сделать недоумённое лицо, но тем временем в голове кусочки мозаики уверенно становились на свои места.
Принц Даккар, предводитель мятежных сипаев. Тот самый, о котором рассказывал нам капитан. Его собственный портрет на передовице. Так вот какие социальные проблемы современности надеялся он разрешить! Так вот почему его искали с таким рвением и почему он ненавидел англичан! Здесь же фотография красивой женщины и двоих детей и известие об их гибели. А там, на первой странице другой газеты, имя его старпома. Стефан Вадковский, польский учёный и революционер. Ещё один изгнанник родины, ещё один человек, которому не нашлось места на суше. Чёрт, Анри ведь что-то сказал!
— … вот поэтому внимание и заостряется на передовице! А статья вот, видите, внизу, мелким шрифтом! Вы почитайте, профессор, мне очень важно ваше мнение.
Конечно, я обещал посмотреть и сказать своё мнение, но сейчас было совершенно не до того. Перед глазами стояли события недавнего прошлого, времен того самого путешествия на «Наутилусе». Я помнил, как после операции распахнулась дверь и в лазарет впорхнула… Сначала я думал, что это призрак. Привидение. Откуда на подводном корабле могла появиться женщина, да еще такая потрясающая красавица, да еще в таком экзотическом наряде? Кажется, это называлось сари, и носили такую одежду знатные индийские дамы. Помню огромные тревожные глаза на смуглом красивом лице, помню какие-то вопросы на иностранном языке. Доктор отвечал, причем отвечал так, как говорят не просто со знакомыми — с друзьями. А дальше — больше. Появился капитан, на лице его мелькнула целая гамма эмоций: удивление, растерянность, надежда, радость, возмущение и бог весть что ещё. А красавица подбежала к нему и, ничуть не стесняясь нашего присутствия, обняла и что-то сказала. И расплакалась, не то от облегчения, не то от чего-то другого. А капитан, бесстрашный, невозмутимый капитан, растерянно и как-то даже умоляюще посмотрел на доктора, обнял её в ответ и, шепча что-то успокоительное, осторожно увёл. А врач взглянул на меня, словно извинения попросил, и тихо сказал:
— Профессор, не судите строго. Просто Анджули-баи своей жизнью и жизнью детей обязана месье Стефану, вот и переживает. Они ведь с капитаном как братья родные, а тут такая напасть…
— А кто… кто такая эта Анджули-баи? — поинтересовался я вполголоса. Впрочем, глупый вопрос. Можно было его и не задавать.
— Супруга господина капитана. А вы ещё не поняли? — недоумённо пожал плечами врач. — Меня больше волнует, с кем она детей оставила.
Так, еще интереснее. Мы на «Наутилусе» уже четвёртый месяц и даже не догадывались, что здесь есть ещё и пассажирка с детьми! Нет, бывали случаи, когда к моменту всплытия на нас накатывала непреодолимая сонливость и мы пропускали возможность выхода на палубу. Или просыпались — а воздух был непривычно свежим, словно корабль уже побывал на поверхности. Нет, я помню очень хорошо, что команду мы толком не видели ни разу, и прятались они превосходно. Но как, как, во имя всего святого, можно спрятать детей так, что их присутствия даже никто не заметит?! Я недоумевал, и Консель и Нед вместе со мной.
Впрочем, на завтрак нас неожиданно пригласили в столовую, всех троих. И трапезничать пришлось не в присутствии одного капитана — там собралось больше дюжины человек, в основном тех, кого мы и не видели-то ни разу. Впрочем, лица были какими-то просветлёнными, радостными, словно все они благополучно пережили большую беду, и теперь что-то страшное осталось наконец-то позади. Да так оно и было: то, что старпом выжил и жизнь его теперь вне опасности, оказалось для команды всеобщей радостью, и за одно это они не только врача готовы были на руках носить, но и мне могли простить все на свете.
Тогда я и узнал несколько весьма интересных деталей. Например, что, собственно, произошло накануне.
Оказывается, тот паренёк, который ещё вчера находился в состоянии шока, а теперь, наконец, немного успокоился, но всё равно так и норовит ускользнуть в лазарет, — это Хосе, сын близкого друга и почти пасынок капитана. Вчера он отправился на подводную прогулку в сопровождении старпома и троих матросов — и неожиданно встретился с акулой-людоедом. Возможности сбежать не было, и казалось, что юноша обречён — но наперерез акуле бросился первый помощник капитана, тот самый Стефан, которого мы вчера оперировали. Бросился с одним кинжалом, отвлекая хищницу на себя. И ведь удачно бросился, потому что с одного удара её убил, но, уже умирая, челюсти она всё-таки сомкнула, и даже не один раз. Результат этого я видел вчера. До появления остальных акул матросы успели увести обоих к «Наутилусу», а там доктор Мэттью благополучно остановил (почти остановил) кровь, вызвали меня, потому что в одиночку операцию он бы не провёл, а его обычный ассистент, капитан, на сей раз не смог бы ему помочь: слишком волновался за друга и сына, так что допускать его к операции в таком состоянии было бы роковой ошибкой. Но к счастью, всё обошлось.
Кстати, присутствовали на этом торжественном завтраке и ещё трое пассажиров. Та самая красавица-индианка, Анджули-баи, её восьмилетний сын и маленькая, лет четырёх, не больше, дочка. Все трое чувствовали себя вполне свободно, как будто обедали в кругу семьи. Переговаривались с сидевшими рядом офицерами, а маленькая девочка и вовсе то и дело дергала отца за рукав и что-то спрашивала. А обычно такой серьезный, невозмутимый и совершенно непробиваемый в плане эмоций капитан тепло и ласково ей улыбался, что-то отвечал, подкладывал вкусные кусочки и был совершенно счастлив. Надо же, а он, оказывается, очень любит детей. Обоих. Не только явную любимицу-дочурку, но и сына, который старательно изображает взрослого и серьёзного мужчину, а у самого при этом чёртики в глазах, и ждёт не дождётся возможности бежать куда-то, и с тем, давешним, подростком — Хосе — переговаривается о чём-то важном и явно секретном. А взрослые, сдерживая смех, старательно делают вид, что да, это секрет и никто ничего не видит и не слышит. Странно, но на этом вполне семейном празднике я чувствовал, как даже нас троих, чужаков, которых они видят первый раз в жизни, и то обдаёт теплом, заботой и ощущением всеобщей радости. И в то же время понимал: чужие мы, и своими — там, — скорее всего, уже не станем. Что-то их всех связывает, и это что-то — не вынужденное сотрудничество людей, запертых вместе в железной скорлупке посреди океана, оно даже прочнее семейных уз.
Про жену и детей капитана Немо — вернее, получается, про раджу Даккара и рани Анджули — я за все время плавания на «Наутилусе» узнал не так уж много. Например, то, что семья капитана попала в плен к его гонителям, что его шантажировали, требуя сложить оружие, угрожая убить их. Что он несколько раз пытался спасти их — но из-за предательства попадал в ловушку и вынужден был отступать. Что узнал о назначенной дате расстрела и бросился их выручать, очертя голову, и точно попал бы в беду, если б не появился вовремя небольшой отряд, который отправил ему на помощь Стефан, тогда ещё командовавший испытаниями спущенного на воду, но не до конца вооружённого «Наутилуса». Как Стефан узнал о планах капитана и как убедил матросов — знал только он, но атака англичан была вовремя отбита, а Немо и его семья, а также весь отряд благополучно погрузились в шлюпки и добрались до острова, где собирали корабль. В ту же ночь решено было уходить в море. Медлить дальше было слишком опасно — и, забрав всю документацию, уничтожив следы своего пребывания на острове и оставив тех, кто уходить не пожелал, дождавшись рассвета (а добраться до берега, не рискуя разбиться, с того островка можно было только засветло), команда «Наутилуса» ушла в море. Навсегда. Мосты за ними были сожжены, последние пути отступления отрезаны.
Если честно, я до сих пор не понимаю, как нас умудрились отпустить. Да, взяли слово не разглашать то, что услышали на борту. Много о чём мы поклялись молчать, и слово своё сдержим любой ценой. Я понимаю капитана Немо и уважаю его решение и, в общем-то, не представляю, как сам бы поступил на его месте. И за одно то, что нас отпустили — пусть и посоветовали для собственной безопасности писать и рассказывать, будто нам чудом удалось бежать, — и за то, что про чудеса морских глубин рассказывать стало можно и нужно, я бесконечно ему благодарен. Считать этого человека своим другом я счел бы великой честью, и доверия его не нарушу, так что разговор о том, как же мы оказались на берегу, до сих пор является и для меня, и для обычно довольно разговорчивого Неда, и для сдержанного и молчаливого Конселя тяжёлым испытанием. Впрочем, теперь уже давно никто ничего не спрашивает, ажиотаж спал, и это даже хорошо.
Но эти две газеты я все же заберу с собой и перечитаю, чтобы еще раз окунуться в то недалёкое, но всё больше и больше кажущееся волшебным сном прошлое. Чтобы снова оказаться на «Наутилусе». Хотя бы в мечтах, раз уж наяву на новую встречу надежды почти не остаётся. Нет, я почти уверен, что капитан жив, и его чудесный корабль до сих пор бороздит просторы океана, и море сглаживает, стирает старые шрамы, умиротворяет и помогает забыть всё плохое, что было в его жизни. Хочется верить, что он, и его семья, и его команда — счастливы хотя бы в море, раз уж не смогли быть счастливы на земле.
Автор: Дочь капитана Татаринова
Бета: fandom Library of Adventures 2014 и анонимный доброжелатель
Канон: Ж. Верн «20 000 лье под водой»
Размер: мини, 2465 слов
Персонажи: Аронакс, Немо, его семья
Категория: джен, AU
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: а что, если жена и дети принца Даккара все-таки выжили?
Примечание: по настоятельной просьбе членов команды
читать дальше
Подшивка газет семилетней давности тяжело рухнула на стол. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что в такой кипе можно найти нужную статью, но Анри настолько убеждён в своем мнении, что спорить с ним не хочется. Это даже забавно — наблюдать, как студент-первокурсник пытается доказать профессору свою правоту и уверяет, что в той английской газете за такой-то год точно была статья именно про такого моллюска, и что я в своей монографии ошибаюсь, поскольку первооткрывателем является не тот, кого назвал я. Ну что же, юношеский максимализм — не самая худшая вещь, и из этого юноши может выйти толк. Если он, конечно, всегда будет отстаивать свои убеждения с таким жаром. И если научится признавать свои ошибки.
Впрочем, смотреть на его сосредоточенное лицо и на то, как он, подобно обиженному ребенку, прикусив губу, перелистывает страницу за страницей, как растёт и растёт слева гора просмотренных газет, в которых нет никаких упоминаний о первооткрывателе того моллюска, становится скучно. Лекций сегодня всё равно больше не будет, торопиться некуда, и я, сам не знаю зачем, тоже начал листать газеты. Семь лет назад… Это год, когда вышла моя первая монография, когда имя профессора Аронакса прогремело не только на весь Париж. Когда книга моя, не знаю, какими путями, попала к самому неожиданному читателю, которого можно себе вообразить. До той знаменательной охоты на гигантского нарвала, до путешествия под водой…
И вдруг газета обожгла мне руки. Со страницы на меня смотрел знакомый — немыслимо, невероятно знакомый — светловолосый широкоплечий славянин. Слегка насмешливый прищур, уверенно-непреклонный взгляд… В ушах прозвучала первая фраза на тайном языке «Наутилуса», которую я сумел перевести: «На море спокойно!». На море? А на душе?..
Да, я видел этого человека. Видел многократно — он каждый день выходил на палубу, всматривался в горизонт, производил какие-то расчёты. Старший помощник капитана «Наутилуса». Суховатый, молчаливый, буквально излучавший спокойствие и уверенность. Говорил только по делу и никогда не позволял себе ничего лишнего. Полная противоположность порывистому, эмоциональному, хотя и умевшему держать себя в руках капитану. Стоит закрыть глаза — и я снова вижу их на палубе, или на мостике, или в салоне: то склонившимися над картой, то у приборов, то просто всматривающихся в даль. Они были не просто сослуживцы, а скорее друзья, доверяющие друг другу полностью и не подводившие никогда. Хотя как можно дружить с такой… не знаю, живой статуей, наверное… у меня не укладывалось в голове. Консель по сравнению со старпомом казался просто эталоном эмоциональности!
Но так продолжалось до поры. Однажды ночью я был разбужен стуком в дверь, и какой-то безымянный матрос произнес по-французски, хотя и со страшным северным акцентом, три слова: «Вас срочно вызывает Капитан». Да, именно с большой буквы. Отношение к капитану Немо, к капитану Никто, безымянному командиру невероятнейшего из судов, было такое… не берусь описать его словами. Восхищение, обожание, уважение — его почти боготворили, и это чувствовалось во всём.
В тот вечер капитан как будто отбросил прочь свою привычную маску. Да и команда как будто передумала прятаться — и в салоне, куда меня привели, в кои-то веки собралось не один-два, как обычно, а около десятка членов команды. Причем там не нашлось ни одного спокойного и сосредоточенного лица. Казалось, случилось какое-то непоправимое несчастье… Нет, ещё поправимое. Слишком с большой надеждой смотрели на меня собравшиеся. Словно я один ещё мог сотворить чудо. «Вы ведь разбираетесь в медицине, профессор? Сумеете ассистировать хирургу?» — спросил меня капитан. Он только что успокаивал черноглазого и темноволосого мальчишку, похожего на студента-первокурсника, не то испанского, не то итальянского происхождения. Паренька ощутимо трясло, в глазах застыла откровенная паника. Кто-то протянул ему кружку с каким-то горячим питьём, но кружка подпрыгивала в руках, и питьё выплескивалось, но никто даже не заметил. Парень вцепился в руку капитана, как в спасательный круг, что-то спросил. Я разобрал только имя: «…синьоро Стефано». И ответ капитана — на том же языке, на удивление мягким, успокаивающим тоном: «Живой, пока живой».
Потом меня повели в лазарет. Вот уж не думал, что на «Наутилусе» есть ещё и врач! А он есть — и, смею заверить, врач замечательный. Лично я, когда увидел больного, вывод для себя сделал сразу, и неутешительный: человек явно был не жилец на этом свете. Последствия встречи с акулой ни с чем не перепутаешь, а тут они были налицо: страшные раны виднелись на правой стороне — видимо, он пытался прикрыться рукой, но в результате ему располосовали и бок, и ногу, и руку. От одного только кровотечения он должен был скончаться через час максимум, а остановить кровь… Да и зашить эти страшные раны… Нет, я уже мысленно попрощался с этим человеком.
Капитан думал иначе. Присел рядом, взяв здоровую руку раненого, что-то сказал ему вполголоса. Могу поклясться, что это было слово «Держись!». Раненый улыбнулся: «Куда ж я от тебя денусь, капитан? Как Хосе? Я успел?» — «Всё в порядке, малец просто напуган. За тебя волнуется. Держись, слышишь? Держись!»
На каком же языке они говорили? Не знаю. Не помню. Потом врач отвёл капитана в сторону. Сказал по-французски, чтобы я понял, что риск для жизни есть, и большой, но он сделает всё возможное. Потом мне объяснял, что нужно делать… Та операция запомнилась мне как в тумане. Помню только, что удивлялся тому, как ловко и быстро орудует инструментами тот незнакомый доктор, как мужественно держится больной: не знаю, был ли наркоз, но все это время раненый — я узнал в нем старпома только ближе к концу операции — провёл в полном сознании. И не вскрикнул, не дёрнулся. Даже перешучиваться пытался с доктором, и смотрел куда-то в сторону да второй рукой сжимал край койки так, что я боялся — не сломал бы.
Но всё прошло успешно. Операция закончилась, врач дал больному какое-то лекарство и посоветовал заснуть, а сам вытер набежавший пот и буквально осел на стул. Как-то сразу стало заметно, что он не молод. Не стар, нет, от силы лет на десять старше меня, но пережить он успел куда больше. Я сел рядом. Руки ощутимо дрожали, и я чувствовал, как там, за стеной, ждут — как второго пришествия ждут — того, что я выйду и скажу… а что я им скажу?
— Профессор! Профессор Аронакс, да вот же эта статья! Смотрите! — вернул меня из мира грёз обрадованный голос Анри. Я вздрогнул и, отвлекаясь от воспоминаний, взглянул на протянутую газету. Что за чертовщина?! На передовице виднелись не менее знакомые лица. Капитан Немо?! А он-то что здесь делает?! Семь лет назад «Наутилус» еще не бороздил просторы океана!
— «Новости колоний. В Индии продолжаются поиски предводителя восставших сипаев, известного как принц Даккар»… Анри, это-то мне зачем? — я попытался сделать недоумённое лицо, но тем временем в голове кусочки мозаики уверенно становились на свои места.
Принц Даккар, предводитель мятежных сипаев. Тот самый, о котором рассказывал нам капитан. Его собственный портрет на передовице. Так вот какие социальные проблемы современности надеялся он разрешить! Так вот почему его искали с таким рвением и почему он ненавидел англичан! Здесь же фотография красивой женщины и двоих детей и известие об их гибели. А там, на первой странице другой газеты, имя его старпома. Стефан Вадковский, польский учёный и революционер. Ещё один изгнанник родины, ещё один человек, которому не нашлось места на суше. Чёрт, Анри ведь что-то сказал!
— … вот поэтому внимание и заостряется на передовице! А статья вот, видите, внизу, мелким шрифтом! Вы почитайте, профессор, мне очень важно ваше мнение.
Конечно, я обещал посмотреть и сказать своё мнение, но сейчас было совершенно не до того. Перед глазами стояли события недавнего прошлого, времен того самого путешествия на «Наутилусе». Я помнил, как после операции распахнулась дверь и в лазарет впорхнула… Сначала я думал, что это призрак. Привидение. Откуда на подводном корабле могла появиться женщина, да еще такая потрясающая красавица, да еще в таком экзотическом наряде? Кажется, это называлось сари, и носили такую одежду знатные индийские дамы. Помню огромные тревожные глаза на смуглом красивом лице, помню какие-то вопросы на иностранном языке. Доктор отвечал, причем отвечал так, как говорят не просто со знакомыми — с друзьями. А дальше — больше. Появился капитан, на лице его мелькнула целая гамма эмоций: удивление, растерянность, надежда, радость, возмущение и бог весть что ещё. А красавица подбежала к нему и, ничуть не стесняясь нашего присутствия, обняла и что-то сказала. И расплакалась, не то от облегчения, не то от чего-то другого. А капитан, бесстрашный, невозмутимый капитан, растерянно и как-то даже умоляюще посмотрел на доктора, обнял её в ответ и, шепча что-то успокоительное, осторожно увёл. А врач взглянул на меня, словно извинения попросил, и тихо сказал:
— Профессор, не судите строго. Просто Анджули-баи своей жизнью и жизнью детей обязана месье Стефану, вот и переживает. Они ведь с капитаном как братья родные, а тут такая напасть…
— А кто… кто такая эта Анджули-баи? — поинтересовался я вполголоса. Впрочем, глупый вопрос. Можно было его и не задавать.
— Супруга господина капитана. А вы ещё не поняли? — недоумённо пожал плечами врач. — Меня больше волнует, с кем она детей оставила.
Так, еще интереснее. Мы на «Наутилусе» уже четвёртый месяц и даже не догадывались, что здесь есть ещё и пассажирка с детьми! Нет, бывали случаи, когда к моменту всплытия на нас накатывала непреодолимая сонливость и мы пропускали возможность выхода на палубу. Или просыпались — а воздух был непривычно свежим, словно корабль уже побывал на поверхности. Нет, я помню очень хорошо, что команду мы толком не видели ни разу, и прятались они превосходно. Но как, как, во имя всего святого, можно спрятать детей так, что их присутствия даже никто не заметит?! Я недоумевал, и Консель и Нед вместе со мной.
Впрочем, на завтрак нас неожиданно пригласили в столовую, всех троих. И трапезничать пришлось не в присутствии одного капитана — там собралось больше дюжины человек, в основном тех, кого мы и не видели-то ни разу. Впрочем, лица были какими-то просветлёнными, радостными, словно все они благополучно пережили большую беду, и теперь что-то страшное осталось наконец-то позади. Да так оно и было: то, что старпом выжил и жизнь его теперь вне опасности, оказалось для команды всеобщей радостью, и за одно это они не только врача готовы были на руках носить, но и мне могли простить все на свете.
Тогда я и узнал несколько весьма интересных деталей. Например, что, собственно, произошло накануне.
Оказывается, тот паренёк, который ещё вчера находился в состоянии шока, а теперь, наконец, немного успокоился, но всё равно так и норовит ускользнуть в лазарет, — это Хосе, сын близкого друга и почти пасынок капитана. Вчера он отправился на подводную прогулку в сопровождении старпома и троих матросов — и неожиданно встретился с акулой-людоедом. Возможности сбежать не было, и казалось, что юноша обречён — но наперерез акуле бросился первый помощник капитана, тот самый Стефан, которого мы вчера оперировали. Бросился с одним кинжалом, отвлекая хищницу на себя. И ведь удачно бросился, потому что с одного удара её убил, но, уже умирая, челюсти она всё-таки сомкнула, и даже не один раз. Результат этого я видел вчера. До появления остальных акул матросы успели увести обоих к «Наутилусу», а там доктор Мэттью благополучно остановил (почти остановил) кровь, вызвали меня, потому что в одиночку операцию он бы не провёл, а его обычный ассистент, капитан, на сей раз не смог бы ему помочь: слишком волновался за друга и сына, так что допускать его к операции в таком состоянии было бы роковой ошибкой. Но к счастью, всё обошлось.
Кстати, присутствовали на этом торжественном завтраке и ещё трое пассажиров. Та самая красавица-индианка, Анджули-баи, её восьмилетний сын и маленькая, лет четырёх, не больше, дочка. Все трое чувствовали себя вполне свободно, как будто обедали в кругу семьи. Переговаривались с сидевшими рядом офицерами, а маленькая девочка и вовсе то и дело дергала отца за рукав и что-то спрашивала. А обычно такой серьезный, невозмутимый и совершенно непробиваемый в плане эмоций капитан тепло и ласково ей улыбался, что-то отвечал, подкладывал вкусные кусочки и был совершенно счастлив. Надо же, а он, оказывается, очень любит детей. Обоих. Не только явную любимицу-дочурку, но и сына, который старательно изображает взрослого и серьёзного мужчину, а у самого при этом чёртики в глазах, и ждёт не дождётся возможности бежать куда-то, и с тем, давешним, подростком — Хосе — переговаривается о чём-то важном и явно секретном. А взрослые, сдерживая смех, старательно делают вид, что да, это секрет и никто ничего не видит и не слышит. Странно, но на этом вполне семейном празднике я чувствовал, как даже нас троих, чужаков, которых они видят первый раз в жизни, и то обдаёт теплом, заботой и ощущением всеобщей радости. И в то же время понимал: чужие мы, и своими — там, — скорее всего, уже не станем. Что-то их всех связывает, и это что-то — не вынужденное сотрудничество людей, запертых вместе в железной скорлупке посреди океана, оно даже прочнее семейных уз.
Про жену и детей капитана Немо — вернее, получается, про раджу Даккара и рани Анджули — я за все время плавания на «Наутилусе» узнал не так уж много. Например, то, что семья капитана попала в плен к его гонителям, что его шантажировали, требуя сложить оружие, угрожая убить их. Что он несколько раз пытался спасти их — но из-за предательства попадал в ловушку и вынужден был отступать. Что узнал о назначенной дате расстрела и бросился их выручать, очертя голову, и точно попал бы в беду, если б не появился вовремя небольшой отряд, который отправил ему на помощь Стефан, тогда ещё командовавший испытаниями спущенного на воду, но не до конца вооружённого «Наутилуса». Как Стефан узнал о планах капитана и как убедил матросов — знал только он, но атака англичан была вовремя отбита, а Немо и его семья, а также весь отряд благополучно погрузились в шлюпки и добрались до острова, где собирали корабль. В ту же ночь решено было уходить в море. Медлить дальше было слишком опасно — и, забрав всю документацию, уничтожив следы своего пребывания на острове и оставив тех, кто уходить не пожелал, дождавшись рассвета (а добраться до берега, не рискуя разбиться, с того островка можно было только засветло), команда «Наутилуса» ушла в море. Навсегда. Мосты за ними были сожжены, последние пути отступления отрезаны.
Если честно, я до сих пор не понимаю, как нас умудрились отпустить. Да, взяли слово не разглашать то, что услышали на борту. Много о чём мы поклялись молчать, и слово своё сдержим любой ценой. Я понимаю капитана Немо и уважаю его решение и, в общем-то, не представляю, как сам бы поступил на его месте. И за одно то, что нас отпустили — пусть и посоветовали для собственной безопасности писать и рассказывать, будто нам чудом удалось бежать, — и за то, что про чудеса морских глубин рассказывать стало можно и нужно, я бесконечно ему благодарен. Считать этого человека своим другом я счел бы великой честью, и доверия его не нарушу, так что разговор о том, как же мы оказались на берегу, до сих пор является и для меня, и для обычно довольно разговорчивого Неда, и для сдержанного и молчаливого Конселя тяжёлым испытанием. Впрочем, теперь уже давно никто ничего не спрашивает, ажиотаж спал, и это даже хорошо.
Но эти две газеты я все же заберу с собой и перечитаю, чтобы еще раз окунуться в то недалёкое, но всё больше и больше кажущееся волшебным сном прошлое. Чтобы снова оказаться на «Наутилусе». Хотя бы в мечтах, раз уж наяву на новую встречу надежды почти не остаётся. Нет, я почти уверен, что капитан жив, и его чудесный корабль до сих пор бороздит просторы океана, и море сглаживает, стирает старые шрамы, умиротворяет и помогает забыть всё плохое, что было в его жизни. Хочется верить, что он, и его семья, и его команда — счастливы хотя бы в море, раз уж не смогли быть счастливы на земле.
@темы: фанфик, джен, Жюль Верн "20 000 лье под водой", G
-
-
30.04.2017 в 22:10-
-
30.04.2017 в 22:21